– Семен Теодорович, в этом году вы отметили 70-летний юбилей. Праздновали с размахом?
– Наоборот, скромно. А если бы не родня, вообще ничего не произошло бы – это они все время заставляли меня отмечать. Но, увидев мою негативную реакцию, пообещали, что это – в последний раз. Так что теперь у меня впереди радужные перспективы: живу спокойно и радуюсь тому, что больше ни один юбилей мне не грозит.
Хотелось пригласить тех, кто мне приятен, но приехать смогли не все. У Михаила Михайловича Жванецкого были какие-то плановые медицинские процедуры с глазами, поэтому вместо себя он прислал текст – его зачитали. Ширвиндт собирался, но потом позвонил: "Сеня, не получается. У Таты – это его жена, Наталья Николаевна – проблемы с ногой, она даже по квартире еле ходит, а тут еще умирает любимая собака. Приехал знакомый ветеринар, осмотрел ее и сказал: "Александр Анатольевич, что вы хотите – в переводе на человеческий возраст эта собака – ваша ровесница, жить ей осталось дней пять".
– Здоровый врачебный цинизм!
– Да, но это же надо было еще услышать, как это сделал Ширвиндт, другой человек просто не обратил бы внимания. Приехали Арканов и Мишин. Людочка Сенчина спела "Белой акации гроздья душистые", Юра Гальцев прочитал четыре моих маленьких монолога, Миша Боярский сам написал остроумный текст и переложил на тему моего юбилея какую-то песню. Остальное читал я. Вел вечер Валерий Сюткин, и делал это просто гениально – ритмически, тактично, интеллигентно. Мало того, что он замечательный композитор и исполнитель, так еще и владеет искусством конферанса – я не знал об этом его умении, спасибо, что мне посоветовали. Аркаша Инин сделал очень хороший кинокапустник – месяца два, наверное, меня мучил, все требовал какие-то воспоминания и фотографии, но результат того стоил – сейчас я показываю капустник на своих творческих вечерах.
Но все это случилось 30 января в концертном зале "Октябрьский", а накануне у меня температура поднялась до 38 и почти пропал мой знаменитый голос. Меня потащили к врачам, на несколько часов уложили под капельницу и в результате я даже смог что-то говорить. Правда, полноценным звуком назвать это было нельзя, за что перед началом вечера я попросил прощения у зала. Но неожиданно мое состояние придало драматизм и лиризм происходящему: смотрите, юбиляр еле живой, шипит, но он с нами. А самым радостным и счастливым стал следующий день, когда все кончилось и я понял, что больше никто меня чествовать не будет – у меня тут же появился голос, который был так необходим раньше.
– Знаю, что вы переживали по поводу юбилея – вас расстраивала сама цифра. Уже приняли новый возраст?
– Я его не чувствую. Наш возраст не снаружи, а внутри, и если там все в порядке, годы не страшны. Сделал недавно общий анализ крови – вроде бы, ничего страшного нет. Хочется теперь всем его показывать и говорить: "Видите, ребята, с кем вы имеете дело? Парень хоть куда!"
– Вы следите за здоровьем – постоянно проходите медосмотры?
– Вообще-то, в нашей стране это не принято, мы народ героический – если умираем, то внезапно – это очень красиво. Но я помню, как заболела моя мама – она получила на руки анализ крови, посмотрела на бланк, упавшим голосом сказала: "Это все... " и как-то очень тихо и безнадежно заплакала. Она поняла, что означают все эти РОЭ и СОЭ, в которых традиционно разбираются только врачи. Не прошло и полгода, как мамы не стало...
Последние лет восемь-десять я контролирую состояние своего здоровья, хотя многие знакомые, услышав название какого-нибудь анализа, недоуменно переспрашивают: "Что-что? Как ты сказал?" Мы очень необразованны в этом плане, хотя людей в этом нельзя винить – часто причиной, по которой они не идут к врачам, является дороговизна. Появилось даже такое понятие, как медицинский туризм – например, многие ездят лечить зубы в Беларусь, потому что там это на порядок дешевле, чем в Питере. Неудивительно, что сегодня по улыбке человека можно оценить его благосостояние. Я даже написал смешную штуку о мужчине, который страшно переживал, когда у него выпал первый зуб – старался меньше говорить, прикрывал рот рукой. Над вторым тоже лил слезы, а вот потерю третьего почти не заметил. Когда зубов не стало вообще, понял: одно пустое место во рту сразу бросается в глаза, если же там ничего нет, то, вроде бы, так и надо. "Теперь мы с друзьями, – говорит он, – часто собираемся на мягкое и вспоминаем былое и... зубы".
Самое сильное впечатление произвел на меня документ, адресованный руководством Волго-Балта наркому внутренних дел Ягоде, в котором они писали, что не хватает людей строительных специальностей, и просили "доарестовать инженерный состав"
– Где вы этим летом отдыхали?
– Сейчас так сложилось, что если хочешь отдыхать, езжай по своей стране. Одних не пускают за границу из-за санкций, другие из-за рывка евро и доллара не могут себе позволить такие поездки по финансовым соображениям. Но в этом есть и свои "плюсы". Мой знакомый недавно вернулся с Камчатки, показывал фотографии – это другая планета! Не знаю, есть ли еще где-то на свете места такой невероятной, нетронутой красоты. Если сделать взлетно-посадочную полосу и поставить коттеджи, отбоя от желающих там побывать не было бы. Сейчас на Камчатку ездят одиночки, а так туризм стал бы массовым. В нашей стране есть на что посмотреть, но категорически не хватает комфорта, к которому привыкли те, кто хоть раз побывал за границей.
Мы с женой для отдыха выбрали круиз по Волго-Балту – из Москвы в Питер. Не хочу ни с чем сравнивать, хотя мы и по Рейну ходили, и по Эльбе. Конечно, берега у нас менее цивилизованные – нигде ни человека, ни домика. Но больше всего нас удивляло, что мы почти не видели коров – везде полно травы, а там, где есть корм, должны быть и те, кто его ест. Останавливались в Угличе и Ярославле, ездили в Кирилло-Белозерский монастырь – самый древний и крупный на севере России. Все церкви в прекрасном состоянии – им вернули их прежний облик, и это производит сильное впечатление. Лишать Россию религии в 1917 году было чудовищной ошибкой, народ жил тяжелой жизнью, и вера спасала многих. И вдруг – раз! – за нательный крестик можно было загреметь в ГУЛАГ, а церкви превращали в склады и сараи. В результате народ как-то очень быстро разуверился. Но сейчас стали восстанавливать храмы, и тот же народ массово начал надевать кресты и яростно веровать.
Для меня вера – это понятие, которое находится в тебе и не зависит от внешних условий, какими бы тяжелыми они ни были. И то, что у нас так быстро отказываются от веры, а потом снова принимают ее, мне кажется странным. Беспокоит меня и агрессивность нынешних верующих, которым ничего не стоит ради своей религии уничтожить произведения искусства, как это было с барельефом Мефистофеля у нас в Питере или нападением на выставку в Манеже. Церковь, сама подвергавшаяся чудовищным гонениям при советской власти, теперь становится на тот же путь и начинает нападать на тех, с кем она не согласна.
– А как живут люди в российской провинции?
– Мягко говоря, не очень хорошо. Народ массово бежит в большие города, никаких производственных предприятий в провинции нет, поэтому народ стекается к теплоходам – торгует продукцией народных промыслов, и ощущение печальной заброшенности тех мест не оставляет того, кто хоть раз там побывал.
Поражает и сама история Волго-Балта – нам на теплоходе показывали фильм о нем, снятый нашими кинематографистами лет десять тому назад – сейчас бы, наверное, сделать такую картину просто не позволили бы. От фактов, которые там представлены, волосы становятся дыбом. Для начала властям нужно было согнать на строительство двести пятьдесят тысяч человек, придумав каждому из них статью – именно оттуда пошли первые "шпионы" и "враги народа". Страшно читать в списке профессии этих людей: портной, слесарь, школьный учитель – понятно, что к каким-либо заговорам против советской власти они при всем желании не могли иметь никакого отношения. Из техники на стройке было только несколько грузовиков и два экскаватора – при их помощи они собирались рыть эту огромную артерию. Но самое сильное впечатление произвел на меня документ, адресованный руководством Волго-Балта наркому внутренних дел Ягоде, в котором они писали, что не хватает людей строительных специальностей, и просили "доарестовать инженерный состав". Просьбу выполнили – послали очередную группу "шпионов" на строительство канала.
– Наверное, в тех местах ощущается негативная энергетика?
– Трудно сказать, все-таки мы плыли на круизном судне, вокруг были люди, звучала музыка и смех, мы много фотографировали. Один снимок, который я сделал, когда мы проходили очередной шлюз, чем-то напоминает мне фильм Хичкока "Птицы". Видимо, там скапливается большое количество рыбы, потому что вдруг – непонятно откуда – появилась огромная стая белых чаек, они на дикой скорости пронеслись сначала туда, а потом обратно.
Мы с Аркановым были знакомы очень много лет, когда-то он так подписал мне свою книжку: "Талантливому ученику от непобежденного учителя"
– На вашем юбилее был Аркадий Арканов, которого вскоре не стало...
– Меньше чем через два месяца – в марте – Аркадий Михайлович умер. Он хорошо выглядел, нельзя было и подумать, что он тяжело болен, наверное, только сильная худоба выдавала его состояние. Интеллигентнейший человек – в нашем жанре такое качество сложно сохранить. Сам я пока держусь, хотя иногда так и подмывает подойти поближе к народу – сейчас же чем ниже юмор, тем всем веселее.
Мы с ним были знакомы очень много лет, когда-то он так подписал мне свою книжку: "Талантливому ученику от непобежденного учителя". Когда их легендарный клуб "12 стульев" из "Литературной газеты" уже собирал стадионы, они приехали в нашу филармонию, где я понемногу подрабатывал, еще будучи студентом. У меня до сих пор хранится листок из ученической тетради в клетку с двумя шутками и тремя рисунками в их рубрику "Предметы" – на одном была нарисована вилка, каждое острие которой – в виде штопора. Арканов посмотрел, и, как всегда, невозмутимо вынув сигарету изо рта, сказал: "Смешно". Так я понял, что мне надо писать. Мы всегда относились друг к другу с симпатией. Я – человек достаточно нелюдимый, мало кого допускаю близко, но с Аркадием Михайловичем всегда чувствовал себя очень комфортно, мы с большим удовольствием выпивали по паре рюмок водки.
– Это вы нелюдимый?!
– Я сам для себя достаточно интересный собеседник, но есть люди, с которыми мне приятно общаться, хотя их и немного. Когда пьешь с ними, водка – не главное, она – сопутствующий момент, который помогает раскрыться – как тебе, так и твоему собеседнику.
Кстати, во время нашей последней встречи Арканов рассказал замечательную историю о том, как у них с Гориным, тогда еще совсем молодых, вышла в Москве первая тоненькая брошюрка. Они в это время были в Одессе и решили пошутить – провокационно спросили в киоске около гостиницы: "Нет ли у вас случайно книжки юмора Арканова и Горина?" И киоскерша, ни секунды не думая, ответила: "Спохватились!" Это было так по-одесски – смешно и трогательно.
Мы сами себе, без посторонней помощи, все время устраиваем санкции и прекрасно в них существуем, поэтому западные происки нам – как слону дробина
– Вы давно не были в Украине, хотя раньше часто здесь выступали. Не скучаете?
– Ну, а как вы думаете? У меня есть рассказ "Тюлечка", которым я уже несколько лет подряд заканчиваю свои концерты – в нем упоминаются Одесса и Киев, и даже после всего, что произошло, названия городов я не менял, поскольку они очень много для меня значат. Двадцать лет подряд на 1 апреля я каждый год приезжал в Одессу на "Юморину", сколько приятных воспоминаний с этим фестивалем связано, не передать. Как-то не верится, что все это между нашими народами навсегда – по живому рубанули. То, что мы теперь враги, в голове не укладывается.
– Вы упомянули о санкциях – лично на вас они отразились?
– На мне – нет, я артист и к политике никакого отношения не имею, но понимаю, что в этой ситуации должен выразить свое мнение. Что такое санкции? Это когда вы нам хуже, мы вам еще хуже, а вы нам еще хужее – и вот уже обе стороны радостно подсчитывают убытки друг друга. На русский язык слово "санкция" переводится как "чтоб ты сдох!", но те, кто их вводит, вряд ли достигнут результата – нам не страшны западные санкции, потому что мы на них отвечаем своими, собственными. Женщина из "Оборонсервиса", которая, кстати, уже вышла на свободу, наворовала на сто лет вперед, при этом на нашей армии это никак не отразилось – она исключительно боеспособна. Говорят, в Сочи после сильного ливня ушли в песок миллиарды рублей, а Олимпиада прошла на ура. У губернатора Сахалина ящики письменного стола не закрывались от взяток, а на самом острове как жили, так и живут – причем довольно безбедно – наши люди. Мы сами себе, без посторонней помощи, все время устраиваем санкции и прекрасно в них существуем, поэтому западные происки нам – как слону дробина.
– Юмор и ирония помогают вам выживать в трудных ситуациях?
– Конечно, особенно сейчас, когда везде непросто, и, несмотря на царящее в обществе и СМИ неестественное веселье (с обеих сторон идет информационная война, у которой есть определенные правила), лица у всех озабоченные – чем бравурнее и жизнерадостнее телевидение, тем тревожнее на душе. Кажется, наш мир начал сходить с ума, потому что где-то очень высоко Бог и дьявол играют в азартные игры. Везде что-то да происходит – возможно, имеют место какие-то провокации, но людьми, которые их устраивают, руководят откуда-то сверху. Не может быть, чтобы ни с того ни с сего вся планета вдруг начала ходить ходуном, а именно такую катаклизму – а, может быть, и просто клизму для всех – мы сейчас и наблюдаем.
Не знаю, как у вас, а у нас люди от этого положения устали. Мы с женой на днях были на свадьбе у племянницы, я ехал туда с дня рождения Васильевского острова, на котором живу. Опаздывал, и мне дали машину сопровождения, благодаря которой я подъехал к ресторану красиво, с "мигалкой" и сиреной – в общем, произвел впечатление. Наш уход был куда скромнее, и уже на улице ко мне подошли три парня – симпатичных, интеллигентных, трезвых. Один из них спросил: "У меня растут две дочери – одной восемь лет, другой пять. Скажите, что делать? Вы же мудрый". Понимаете? Люди настолько дезориентированы, что ищут того, кто мог бы им помочь – пусть не делом, так хотя бы словом. Что и говорить, тяжелая ситуация.
– Что будет с нами дальше?
– Не знаю. Я не политолог и не экономист, хотя и люди гораздо умнее и опытнее меня ничего толком не в состоянии предсказать, я же могу только надеяться, что коллективный разум все-таки победит коллективное безумие. Еще Чехов говорил, что если на стене висит ружье, то рано или поздно оно обязательно выстрелит, а тут на стене висит ядерное ружье. Если что-то случится, победителей не будет, и все начнется сначала – с микробов и динозавров. Всем нам надо яснее видеть эту перспективу.
Политик – профессия, представители которой в любой ситуации ищут возможность договориться, а не толкаются, как школьники на перемене. Они должны брать не силой, а умом. Если два дурака не могут найти общий язык, должен прийти кто-то третий, кто умнее, и разнять. А то получится в соответствии с фразой, которую я когда-то написал: "У нас все в порядке: граница, как никогда, на замке, а если что, нажмем кнопку, взлетим все вместе – ИМ мало не покажется".
– Каким вы видите ближайшее будущее России без качественного импорта – продовольствия, бытовой химии, техники?
– Продовольствие меня беспокоит меньше всего – у нас на балконе всегда стоял стратегический запас квашеной капусты, который позволит пережить любые трудные времена. К тому же страна у нас большая, думаю, сможем себя обеспечить, да и людей предприимчивых очень много, что-то придумают – вон уже в Беларуси устрицы "выращивать" научились. Где-то мы сможем добиться пресловутого импортозамещения, над чем-то работаем, хотя я и не понимаю, почему это не было сделано раньше. А вот хорошие лекарства ни за день, ни за год сделать нельзя. Как быть? Все происходит в соответствии с российской поговоркой о том, что пока жареный петух не клюнет, никто и не пошевелится. Я только не понимаю, зачем нужно было ждать заграничных петухов – своих что ли мало? Почему сами их не зажарили?
– Мировую изоляцию России вы на себе чувствуете?
– Нет. Как-то все устраивается так, что на нас она не отражается. Только что вернулся из Сочи, куда из Юрмалы перекочевала "Юрмалина". В октябре едем во Францию – наверняка там есть какой-то негатив по отношению к России, но касается ли он обычных людей, не знаю. У нас дача в Эстонии, мы часто бываем в Таллинне, там к русским отношение нормальное. Хотя если пропаганда будет так же хорошо работать и дальше, то рано или поздно результат – в виде ненависти – будет. Неправильный путь! Знаете, это как в физике: одни электроны вращаются на одной орбите, другие – на другой, так и тут: политики что-то делят между собой, а нас с вами это не должно касаться. Если человек мне улыбнулся, я, вне зависимости от его национальности, улыбнусь в ответ – неужели в этот момент я должен вспоминать, кто, что и когда сказал с высокой трибуны?
– Как люди, которые олицетворяют собой культуру – актеры, режиссеры, музыканты, литераторы – относятся к тому, что происходит между Украиной и Россией?
– По-разному. Наше общество, как и ваше, очень разделилось по этому принципу. Клин вбит такой, что, боюсь, они между собой уже никогда не помирятся.
Комментариев нет:
Отправить комментарий