Новый 1968-й год. Почему страны бывшего СССР охватила волна протестов

Армения не Украина

Поскольку такое сравнение для современного российского официоза звучит однозначно компрометирующе, уже на следующий день пошли содержательные опровержения. Сочувствующие Армении блогеры, политологи и анонимыубедительно объясняли: волнения в Ереване имеют принципиально иную природу, все аналогии с Киевом можно расценивать только как провокацию.

Основная аргументация всех этих опровержений – «геополитическая». Мол, протесты в Ереване не носят характер «цивилизационного выбора» и никак не направлены на изменение отношений с Россией, поэтому главное сейчас – не воспринять их через призму Майдана и не испортить отношения с протестующими.

В целом с этой аргументацией можно лишь согласиться. Конечно, антироссийский характер украинского Майдана изначально тоже был не слишком велик, основным источником негатива для его участников являлась местная власть. Однако формальным поводом для начала киевских протестов стал все же выбор между ЕС и ТС, да и идея «цивилизационного выбора» там все время оставалась одной из главных. А в Ереване этого сейчас действительно нет или почти нет. (Хотя благодаря особо «умелым» действиям российского телевидения и официальных лиц может и появиться – о чем предупреждают по двум из трех вышеприведенных ссылок.)

Тем не менее типологически протесты в Армении, безусловно, относятся к той же группе, что Майдан-2014, Минск-2010, Москва 2011–2012 годов. А в более широком смысле туда входят и «арабская весна», и Турция-2013, и Таиланд-2014, и Босния-2014, и Македония-2015, и множество других протестных выступлений последних лет.

Без лидеров, без идеологий, по любому поводу

Летом 2013 года на обложке журнала The Economist были отмечены четыре периода революций: 1848 год – Европа, 1968-й – Европа и США, 1989-й – Восточная Европа, 2013-й – ВЕЗДЕ. За последние семь лет, начиная с кризиса 2008 года, массовые гражданские протесты прошли почти в 80 государствах. И, несмотря на то что это были очень разные страны, а в каждом случае были свои причины выхода на площадь, легко можно выявить несколько характерных особенностей, объединяющих эти протесты между собой и отличающих их от того, к чему все привыкли.

Во-первых, современным протестам не нужны лидеры и организаторы. Политики, партии, профсоюзы больше не выводят людей на улицу и не могут взять под контроль уже вышедших. Благодаря интернету и социальным сетям у людей теперь гораздо больше возможностей для горизонтальной координации, поэтому вертикаль воспринимается ими в штыки даже в мелочах. Характерный пример: в Ереване отказались формировать контактную группу для переговоров с президентом. Такое предложение поступило (президент Саргсян был готов встретиться с тремя-четырьмя делегатами), и оно обсуждалось, однако в итоге протестующие предпочли выдвинуть односторонние требования. Агора нового времени не нуждается в представительстве, ее сила – в отсутствии лидеров, которых власть так легко может запугать, обмануть, купить, изолировать.

Во-вторых, протестовать выходят не сторонники какой-то одной идеологии: группы правых соседствуют с группами левых, а основная масса людей и вовсе аполитична. Участники протестов могут выдвигать какие-то конкретные требования (как правило, предельно конкретные: отменить решение о застройке такого-то парка или о закрытии таких-то фабрик, подписать соглашение об ассоциации с ЕС, снизить тарифы на электроэнергию). Однако на глубинном уровне ими обычно движет глобальное недовольство властью, которую они воспринимают как отсталую и несовременную. Некоторые политологи, например Фрэнсис Фукуяма, говорят, что в мире сейчас происходит «революция глобального среднего класса», другие считают, что это некоторое упрощение, однако в большинстве случаев современные протестующие действительно представляют собой чуть более образованную и продвинутую часть общества.

В-третьих, поводом для массовых гражданских протестов в наше время может стать все, что угодно. Любое событие, на которое в ином случае никто бы и внимания не обратил. Наиболее показателен в этом плане пример Туниса. За 23 года правления бен Али благосостояние тунисцев выросло более чем в десять раз, а осенью 2009-го он был переизбран на очередной президентский срок, набрав свыше 90% голосов. Никто из политологов и прогнозировать не мог, что там может что-либо произойти, однако уже через год, осенью 2010-го, самосожжение торговца овощами и фруктами в маленьком провинциальном городе Сади-Бузид спровоцировало волнения, буквально за месяц переросшие в общенациональную революцию. Закрытие нескольких фабрик в провинциальном городе Тузла (Босния), отказ от подписания соглашения об ассоциации с ЕС на Украине, намерение стамбульских властей вырубить деревья в парке Гези (Турция), повышение стоимости проезда в общественном транспорте на 10% (Бразилия) – к десятым годам XXI века власть повсеместно должна быть готова к тому, что любое ее действие или решение может вызвать толпы людей на улицу. И предотвратить это практически невозможно.

Новый 1968-й
 При этом у армянских протестов и украинских есть и еще несколько общих черт, происходящих из общего прошлого и выделяющих их из общей группы «протестов нового поколения».

Дело в том, что, несмотря на 24 года раздельной истории и непростые отношения между постсоветскими государствами, гражданское общество сталкивается там примерно с одними и теми же проблемами. Слаборазвитые демократические институты, зашкаливающий уровень коррупции, неправовые законы, отсутствие независимой судебной системы, безумное социальное расслоение, отношение к политической оппозиции как к «врагам», нетолерантность к меньшинствам, пытки в полиции и в местах лишения свободы – все это (пусть и в разной степени) можно встретить в любой из бывших советских республик. При этом в каждой из них за последние четверть века, в условиях относительной свободы и включенности в глобальный мир, появилось достаточное число горожан, несогласных с таким положением вещей, но не имеющих возможности изменить его политическими методами.

Через двадцать с небольшим лет после конца Второй мировой войны на улицы вышло новое поколение европейцев, которое уже не устраивал послевоенный уровень гражданских прав и свобод. Судя по всему, постсоветский мир сейчас стоит на пороге своего «1968 года», и все происходящее в Молдавии, Белоруссии, на Украине, в Армении, России и т.д. можно воспринимать как волну «вторичных антикоммунистических революций», попытку поставить власть под контроль общества.

При этом интернет позволяет протестующим из Минска, Киева, Москвы, Еревана и проч. находиться в постоянном контакте между собой, обмениваться опытом, переживать друг за друга. Благо языковых барьеров между ними нет: основным языком межнационального общения на постсоветском пространстве остается русский, и все им владеют достаточно хорошо. Соответственно, если и можно говорить о «русской весне» в общественно-политическом смысле, то лишь в этом контексте – как о серии массовых протестов против посткоммунистических авторитарных гибридных систем. Тогда и аналогия с «арабской весной» будет звучать логично.

Никто не знает, чем закончатся события в Ереване. В Тунисе, Египте, Ливии, Украине уличные протесты переросли в революцию, в Таиланде и Белоруссии были жестко подавлены, в Боснии привели к отставке правительства, в Турции и России были спущены на тормозах и спровоцировали последующую реакцию, в Сирии дошли до многолетней гражданской войны. Более или менее можно говорить о том, что существует взаимосвязь между попытками разогнать протесты и последующим увеличением их численности, однако и это случается не везде.

Тем не менее, если говорить в глобальных исторических терминах, почти очевидно: будущее каждой из постсоветских республик за теми, кто сейчас протестует на улицах. Поколенческое и образовательное преимущество на их стороне, в то время как нынешнее состояние власти воспринимается как временное и переходное даже самой властью. Рано или поздно и Лукашенко, и Назарбаев, и Путин, и Саргсян, и Алиев, и Каримов уйдут в историю вместе с созданными ими системами. Вопрос только в сроках и в жертвах.